...Умение видеть необычное в привычном дано не каждому. Но Томас Суини был наделен им с избытком. После летних каникул этот скромный преподаватель биологии неизменно возвращался в свой провинциальный американский колледж, переполненный любопытнейшими наблюдениями, которые подчас ставили в тупик его именитых коллег: по переписке Суини был знаком со всеми светилами в области морской биологии.

Очередные каникулы биолог решил посвятить изучению окраски креветок, которая, по его мнению, играет не последнюю роль у этого отряда ракообразных.

Однако, едва начав заполнение своей многоклеточной таблицы, биолог оказался свидетелем любопытнейшей сценки, которая заставила его забыть о креветках. На выступе подводной скалы, расслабившись от удовольствия, лежала большая мурена, в которую, словно массируя, тыкалась мордой маленькая рыбка губан. Известной своей свирепостью хищнице ничего не стоило бы слопать неосторожную малютку, но она и не думала делать этого. И что самое поразительное, бурое тело мурены было усеяно темными пятнами. Присмотревшись, Суини увидел, как губан мордой стирает их: Он поедал покрывавших кожу паразитов!

Губан чистит мурену! С таким проявлением имбиоза Томасу Суини сталкиваться еще не приходилось. Осенний отчет любознательного биолога, разосланный в добрую дюжину адресов, был исчерпывающим, хотя его язык разительно отличался от общепринятого в науке бесстрастного изложения фактов:

"...Смею вас замерить, что коралловые рифы Теавануи на Гавайях с эстетической точки зрения способны удовлетворить самый изысканный вкус. Причудливые башни, зубчатые стены с окнамибойницами, просторные залы, окруженные колоннами. Так выглядят подводные амбулатории, в которых ведут прием доктора-губаны. Работают они обычно парами и держатся одного определенного места, чаше всего большого ветвистого коралла, в который могут свободно заходить даже крупные рыбы. Кстати, последние приплывают к "врачам" в одиночку.

Мне не раз случалось видеть, как в зал-приемную величаво вплывал огромный групер и, едва заметив ярко-синих губанов, замирал на месте. Доктора не заставляли себя ждать и сразу приступали к гигиенической процедуре. Начинали они с глаз, пристроившись по одному с каждой стороны, затем переходили к жаберным щелям, безбоязненно заглядывали в страшную пасть, в которой мог свободно уместиться целый десяток маленьких медиков. Но не было случая, чтобы пациент повел себя непорядочно и проглотил целителя.

Такое неукоснительное соблюдение правил свойственно всем без исключения рыбам, приплывающим в подводные амбулатории. Среди них были и мурены, и каменные окуни, и рыбы-бабочки, и пеламиды, и многие другие. Интересно, что пациенты вполне осознанно старались облегчить работу врачам. Например, морские ерши расслабляли спинные плавники, когда губаны начинали чистку, хотя ожидающие очереди держали их плотно сжатыми. В амбулаториях царит образцовый порядок: даже если тупа "входила" целая стая рыб, каждая спокойной оставалась на месте, ожидая, когда губаны обслужат ее. Эти маленькие врачи в синих халатах работали на диво быстро: я подсчитал, что в одной амбулатории за шесть часов побывало 300 пациентов, среди которых были и глубоководные рыбы, обычно не появляющиеся возле коралловых рифов на мелководье. Отсюда можно сделать вывод, что всем, живущим в определенном районе, хорошо известно, где они могут получить необходимую медицинскую помощь".

Как убедился Суини, хотя сама амбулатория, видимо, с общего согласия была объявлена зоной мира, возле коралла нередко подстерегали добычу хищники, так что пациентам приходилось быть начеку.

А вот что пишет о поведении рыб фотограф-маринист Валери Тэйлор, которая больше двадцати лет вместе со своим мужем Роном раскрывала перед читателями и кинозрителями чудеса подводного мира: "Существует множество легенд о свирепости мурен. В действительности же мурены абсолютно беззлобные существа. Мне они не просто нравятся. Я полюбила их. Мурены яркие индивидуальности, и, когда привыкнут к вам, ведут себя просто изумительно, - пишет аквалангистка. - Да, они могут иногда и атаковать, если специально спровоцировать их или испугать. Но так поступает любое существо и на суше и под водой.

Среди мурен у меня были два - не побоюсь сказать - деликатнейших друга - Гарри и Клык, с которыми я познакомилась в 1971 году во время съемок телефильма "Большой Барьерный риф" возле острова Херон. Так уж получилось, что их дом оказался в центре съемочной площадки, где постоянно горели подводные прожектора, стрекотали кинокамеры, сновали ныряльщики-актеры. Сначала мы начали прикармливать этих мурен, а лотом близко познакомились. Одно из страшилищ назвали Гарри в честь нашего давнего приятеля, не отличавшегося приятной наружностью. Второе получило прозвище Клык из-за единственного зуба, торчавшего в деформированной челюсти, видимо, следствие знакомства с рыболовным крючком.

С течением времени я так сдружилась с муренами, что совершенно перестала опасаться их. Они проявляли величайшую осторожность в играх с "космическими пришельцами", которыми мы были для них. Гарри, например, мог взять в пасть мою руку и не оставить даже следов своих острых зубов. Однажды я вытащила его из подводной "берлоги", всплыла на 40 футов к поверхности и подняла над водой, чтобы показать сидевшим в лодке ребятам, какой послушной может быть мурена. Думаю, Гарри был не в восторге от такого испытания, но стоически перенес его и даже не пробовал вырваться. Вообще, когда я плавала с этим "кровожадным дьяволом", каким считается мурена, он приспособился использовать мое тело как персональное убежище: прятал голову под мышку, а сам прижимался ко мне.

Я и теперь встречаюсь с Гарри и Клыком, когда приезжаю на остров Херон. Хотя они стали настоящими кинозвездами, но меня встречают попрежнему приветливо".

Когда читаешь очерки отважной аквалангистки, создается впечатление, что чуть ли не все обитатели подводного мира ее друзья. Трудно объяснить подобное поведение рыб по отношению к человеку одними лишь рефлексами. Взять хотя бы "морских дьяволов", гигантских мант, достигающих в размахе плавников 20 футов и весящих больше тонны. Существует много легенд об их "смертельных ласках", о том, что они губят неосмотрительных пловцов, утаскивая на дно и расплющивая их там своей тяжестью.

Однако опыт Валери Тэйлор свидетельствует об обратном:

"За многие часы, проведенные под водой, я убедилась, что манты не только никогда не нападают сами, но и ведут себя чрезвычайно осторожно по отношению к ныряльщикам, словно понимая, как хрупки мы по сравнению с ними. Даже если вы стремительно пикируете на этих гигантов, они всегда успевают отвернуть в сторону.

Нам с Роном очень нравилась гигантская манта, жившая возле одного из кораллов. Казалось, она не плавала, а парила, с поразительным изяществом исполняя чуть ли не все фигуры высшего пилотажа". Манта тоже, видимо, прониклась к нам симпатией. Однажды, когда кончилась пленка, а воздух в акваланге еще оставался, я осторожно подплыла к ней и стала почесывать ей живот. Кожа у манты на ощупь была как наждачная бумага. Но рыба пребывала в таком блаженстве, что не хотелось лишать ее столь редкого удовольствия. Она даже перестала шевелить плавниками, и мы медленно опускались на дно. Признаться, когда я увидела, что девятифутовая громадина накрывает меня, то пережила несколько неприятных минут. К счастью, манта оказалась на высоте - в считанных дюймах от дна она остановилась и позволила мне выбраться на волю".

Конечно, приведенные примеры не могут служить бесспорным доказательством наличия у рыб психики и интеллекта, но и сбрасывать их со счетов тоже нельзя.

Источник: Сергей Демкин, газета "Птичий рынок"